В ХХ веке украинский народ пережил три голодомора: 1921-1923, 1932-1933 и 1946-1947 годов, в которых, по оценкам историков, умерло от 7 до 10 млн украинцев.
В те времена смертная казнь была обычным делом. И палачи не скрывали рода своих занятий, передавали навыки своего ремесла сыновьям. Во Франции трудовая династия палачей Сансонов служила этому ремеслу чуть ли не полтора столетия. Откровения профессиональных палачей тогда воспринимались европейским обывателем с интересом.
Нечто схожее было и в царской России. Разве что там палача боялись, окружали его определенным мистическим ореолом. Известен также случай, когда оскорбленный недоплатой за уже совершенные казни палач обратился к адвокату с просьбой помочь. Так вот, все адвокаты в этом городе отказались помогать обиженному. Совершенно не прекратив общения с товарищами из юридического цеха – судьями, которые в соответствии с законом выносили смертные приговоры.
Советская власть своих карательных акций не афишировала. Только в начале своего существования киевское отделение Чрезвычайной Комиссии публиковало в газете имена жертв репрессий. Эти несколько выпусков специальной газеты хранятся в архиве СБУ.
Дальше все было обыденно и тайно. Ликвидация узников Соловецкого концентрационного лагеря была проведена в Карелии в урочище Сандармох капитаном НКВД Михаилом Матвеевым в 1937 году. Он лично расстрелял 1111 заключенных, из них 267 украинцев. Николая Зерова, Леся Курбаса, Николая Кулиша, Валерьяна Подмогильного и многих других. Капитан спешил, расстрелы с 24 октября по 4 ноября успел завершить в срок, к празднованию очередной годовщины октябрьской революции. Воспоминаний о своей своеобразной деятельности Матвеев не оставил.
Страдали заключенных и в мягкие годы правления Брежнева. Всегда – тайно. Не каждой тюрьме в СССР была оказана такая честь. Со мной в уральском лагере сидел 15 лет львовянин Роман Гурный. Мужественный, уверенный в себе украинский патриот, он рассказал мне о своем психологическом состоянии в камере смертников и пережитой им процедуре замены смертной казни на 15 лет заключения в лагерях строгого режима. Жуткой процедуре, очевидно рассчитанной на внезапную смерть от инсульта или инфаркта.
Казни с помощью Голодомора были совсем другими. Медленными, продолжительными и потому страшнее. Ни имитаций судебных приговоров, ни каких-либо конкретных обвинений. Вина только в том, что ты украинец, проживающий в деревне или в небольшом городке. Вот поэтому ты опасен. Как и все твои дети. Палач – многолик, от Сталина с Кагановичем до обычного ими на то уполномоченного. Из таких же как ты крестьянских сыновей. Не все исполнители выдерживали это зрелище медленного убийства. Случались самоубийства даже среди руководства НКВД, которое лично видело реалии Голодомора. К сожалению, мы не знаем их имен, что, несмотря на искреннюю верность делу Ленина-Сталина, сохранили немыслимые для их профессии остатки совести.
Многие спивались. Даже те, чье усердие в казни миллионов было отмечено государственными наградами. Многих, не дожидаясь их конца в алкогольном психозе, казнило сталинское правосудие. Поводы находили любые, от участия в тайном троцкистском заговоре до излишней жестокости в работе в том же НКВД. Как было в случае ареста Михаила Матвеева... Сплошной абсурд кафкианского, неосмысленный, парадоксальный. Молодые комсомольские активисты, отравленные идеологией, участвовали в этом, защищая себя от психологического разрушения «интересами классовой необходимости». Среди них был будущий диссидент, советский генерал Петр Григорьевич Григоренко. Он осознал свой молодой грех, свою вину. Он один, а тысячи других? Архивы все еще молчат. И вряд ли мы когда-нибудь узнаем, как переживали свое прошлое сталинские палачи, уходя в другой мир. Сталин и Каганович так и не испытали горечи прозрения. Как и Михаил Матвеев, после короткого ареста всю свою жизнь посвятивший ремеслу тюремщика и палача.
Было бы интересно узнать судьбу их детей. Тех, кто отошел от родительского ремесла палача или остался в нем. В той же особенной трудовой династии. С детьми палачей, служивших Гитлеру, все яснее. Кто-то искупил вину отца в глубокой религиозной вере, кто-то, уверовав в отцовскую невинность, пытался отмыть грязь с отеческого имени, въевшегося во веки. Как сын Лаврентия Берии в СССР.
Очевидно, можно попытаться войти в психологический (и психиатрический) мир этих уже покойных людей с помощью психоаналитических спекуляций. Как делали многие, исследуя мир палачей и жертв нацистской Германии. Зачем? Даже каннибалы – жертвы Голодомора, которые убили и съели своих детей, не родились негодяями с атавистическими наклонностями.
В конце 90-х прошлого века я познакомился с пожилыми супругами, пережившими Голодомор. Которое не сразу, с опасениями, но поверило в необратимость демократии в Украине. Они признались: «У нас дочь, мы никогда не говорили с ней о пережитом нами в юности. Мы боялись этой страшной правдой испортить ей жизнь! Подобное было в семьях жертв сталинского лагерного террора. Какова здесь психотерапия с опозданием в 50-60 лет? Какой уж тут психоанализ…
Мы по-прежнему несем в себе свое прошлое. Что преимущественно проявляется в безразличии к нему. Давно на рубеже веков мои сотрудники зафиксировали десятки видеоинтервью наших сограждан, выживших после нацистских и советских экзекуций. Как вы думаете, сколько раз украинское телевидение показало этот трагический фильм? Ни разу. Наталья Витренко и Илья Кива нам интереснее.
Семён Глузман - психиатр, бывший политзаключённый, диссидент, общественный деятель.
https://www.facebook.com/profile.php?id=100020629927113
|
